Нарратив – это вербальное выражение и описание связанных между собой событий. Он часто употребляется в качестве синонима понятия «повествование» или «рассказ». Но, на самом деле, это скорее «повествование со стороны восприятия постмодернизма», то есть со стороны особенностей повествования, а не с точки зрения самой идеи рассказа или её подлинности.
Происхождение термина
Термин нарратив происходит от слова «narrare» и дословно означает акт изложения события с помощью речи. Хотя в некоторых словарях латинского языка существует и другое определение, более подходящее понятию «знающий о чём-то».
Изначально термин нарратив использовался в историографии. Нарративная история исследовала событие не в рамках реалий, которые действительно происходили, а с точки зрения их интерпретаций, особенностей повествования. Так, изначально трактующиеся как «благо» исторические события уже срощены с подобной интерпретацией и не могут подаваться иначе.
Например, крещение Руси срощено с позитивной оценкой этого события. Поэтому, все формы повествования будут с ней срощены. Таким образом нарратив встречается даже в научных текстах и трудах. Ведь человечество склонно давать оценку события. Монголо-татарское иго – плохо; реформы Петра I – хорошо. Но, со стороны безоценочной, череда событий просто была и всё.
Характеристики и интерпретации понятия
Таким образом, основная идея нарратива – это рассмотрение первичности «субъективной интерпретации», которую вносят в повествование через определённый финал события. И неважность самой «исторической верности» рассказываемого.
В широком смысле, в литературе и искусстве – это возможность «творить реальность» без опоры на историческую объективность и адекватность. Как здесь не вспомнить различные героические истории, которые были созданы в эпоху коммунизма. Они повествовали зачастую исторически искажённые, но субъективно отлично воспринимаемые примеры самоотверженного труда и доблести. Подобные примеры можно встретить и в изобразительном искусстве.
Однако, не все поддерживали настолько «поверхностную» точку зрения. Бартон, например, больше склонялся к идее, что нарратив не может иметь такой выраженной цели и служит скорее наслаждением от самой формы, «рассказом ради рассказа». В этом случае нарратив выступает в роли «текста», который может быть бесконечен и его «определённость и опредмеченность» может откладываться повествующим. Тогда как понятие «произведение» ограничено, замкнуто, сводится к логической концовке.
Что касается нарратива и рассказа, то Брокмейер и Харре заметили даже, что нарратив скорее не простое описание, а некая инструкция, готовящая нас к восприятию происходившего или происходящего. Например, любая игра имеет инструкцию. Но, по сути, эта инструкция только готовит нас к процессу самой игры. Ведь сама игра являет собой мышечный, а не речевой акт. Похожую идею высказывал Владимир Пропп.
Правда, будучи фольклористом, он назвал это «законом развития фабулы» или нарратемами. Такими нарратемами могут быть определённые основные повороты событий, характеры героев и так далее. Например, нарратема «встреча сказочного помощника» является определённой инструкцией-подготовкой для дальнейшего восприятия события. А вот кто же будет этим помощником: Конёк-Горбунок, Серый Волк или новомодный оборотень – это уже особенность интерпретации рассказчика или нарратора.
Однако, всё равно вся фабула, по сути, зависит от финала. И только нарратор является носителем этого знания, вокруг которого и строится субъективно-интерпретационное поле и благодаря чему повествование всё же не сводится к несвязным фразам, а имеет общий вектор. Конец – является значимым акцентом, определяющим специфику формы повествования.
Например, добро всегда побеждает в русских сказках, задавая таким образом и специфику повествования, и нарративы, и героя, который существует в «гуще событий». Альгирдас Жюльен Греймас, как лингвист, вообще выделил шесть нарративных ролей: «отправитель», «получатель», помощник, оппонент, субъект и объект действий. Но, стоит помнить, что один и тот же сюжет с одним и тем же концом может иметь разные фабулы, зависящие, опять таки, от личности автора. История может быть менее или более пугающая; активная и «кровавая» или достаточно неспешная и волшебно-превращающаяся.
Нарратив и психология
В связи с таким подходом к понятию термина, не удивительно, что он был активно принят психологами и психотерапевтами. Ведь, на самом деле, любое происходящее событие изначально воспринимается ребёнком как нечто непонятное. И именно интерпретация его значимыми людьми помогает выстроить свою систему восприятия и свою «субъективно переосмысленную» объективную реальность.
Всё, что происходит в действительности не всегда остаётся в нашей памяти. Но, запоминается отражение и интерпретация события, эмоциональный отклик. Следовательно, тот след, который воспроизводится при воспоминаниях, является не «воскрешением» реальности, а пересказ значимых для нас факторов. Именно поэтому, одно и то же событие, при воспроизведении разными нарраторами, будет походить на несколько разных событий. Но, такие оценочные мифы и являются причинами многих тревог и проблем.
Однако, если всё это лишь субъективное восприятие реальности, значит, человек может запросто переписать свою жизнь, со всеми её бедами и разочарованиями. Стоит лишь поменять фабулу. Так можно избавится от комплексов и страхов. Ведь все они, с этой точки зрения, не являются действительности.
Вообще же понятие нарративной психологии ввёл Джером Брунер. А настоящим основоположником её можно считать Теодора Сарбина, который был связан с криминологией и явно наблюдал выраженную субъективизацию окружающей действительности у ряда людей. Кроме того, как утверждали эти психологи, любой человек может найти в своей биографии элементы комедии, драмы и романса. А ещё – целый набор нарративных схем.
Кстати, именно этим пользуются психологи, работающие в сфере рекламы. Классический нарративный сюжет из сказки: протагонист с помощью волшебного оружия порется со злом. Ничего не напоминает? Подобные рекламы мы встречаем каждый день: «идеальная» хозяйка борется с жиром, пятнами, ржавчиной или злыми микробами. А в качестве волшебного оружия – средство, которое рекламируется.
Эта канва понятна нам из детских воспоминаний, она хорошо воспринимается и запоминается. Следовательно, рекламируемый продукт так же будет запоминаться. И это, несмотря на то, что где то, (или даже не совсем в глубине) существует осознание того, что вся эта информация- полная чушь. Но, избавиться от привычных схем восприятия не так-то и просто. Таким образом мы каждый день сталкиваемся с примерами визуализации нарратива.
Нарративный подход был использован и в психиатрии. Его сторонники — Майкл Уайт и Дэвид Эпстоном считают целесообразным так организовывать процесс лечения, чтобы дать возможность пациенту создать свою «новую историю», переосмыслить «неизлечимость» и «болезнь» как субъективные понятия, таким образом сделав нарратив – элементом терапии. Возьмём рассказ пациента: «В детстве мама была груба со мною. Я сейчас несчастен.»
Чаще всего человек склонен проводить логические цепочки: грубая мама – рос без ласки – не видит радости в жизни – несчастен сейчас. Тем не менее, эти события не всегда зависят друг от друга. А несчастным человек может быть потому, что именно сейчас у него болит живот. Убрать неверные логические цепочки и построить другие «позитивные» нарративы – важнейшие шаги терапии.
Различные примеры нарратива
Для поднятия привлекательности своей персоны и, соответственно, рейтинга, Барак Обама, бывший президент США, часто прибегал к нарративам. Так, он объявил своим любимым политическим деятелем Авраама Линкольна, который отменил рабство для темнокожих граждан. Более того, его деятельность началась в штате Иллинойс.
А в Законодательном собрании этого штата принимал участие и сам Линкольн. Согласитесь, ассоциация с успешным политическим лидером – большая поддержка для лидера действующего. Хотя, параллели, которые можно провести между этими двумя фигурами крайне субъективны.
Ещё один пример – история про Золушку в различных интерпретациях. Шарль Перро создал более романтичный рассказ с достаточно милой героиней и вполне безобидными и адекватными «злыми сёстрами и мачехой».
Если взять вариант братьев Гримм, то мы погружаемся в жестокую атмосферу желания «выбиться любой ценой». Как же ещё объяснить убийства и научение матери отрубить себе часть нижней конечности, чтобы влезть в злополучную туфельку? Так что субъективные интерпретации, как можно заметить, весьма разнятся.
А как бы пересказали этот сюжет вы? Что выделили, как значимое, а что опустили? Возможно, именно ваш нарратив откроет ваши страхи, сомнения, чаяния и важные установки. И, если вы чувствуете, что не всё безоблачно, попробуйте поговорить это с вашим психологом. Ведь «промокшие туфли» не всегда связанны с «не пошёл на работу» в реальной жизни. Между ними не всегда стоит «простуда». Возможно, сегодня «просто выходной»!
Автор статьи: Лапшун Галина Николаевна, магистр психологии, психолог I категории
